Украинство как оппортунизм

Неизвестные в Москве выкрасили в голубой цвет звезду, венчающую высотку на Котельнической набережной. Звезда была желто-золотой, поэтому в итоге она стала цвета украинского флага. Фотографии со звездой немедленно разместил фотоблогер Варламов, известный по съемкам событий на Манежной и Болотной. Как и тогда, его фотографии незамедлительно растиражировали сотни изданий. В результате малопримечательное происшествие районного масштаба приобрело не только федеральный, но даже и мировой статус.

Нынешний лидер Украины Порошенко довольно осклабился: «Наших рук дело, будет вам в Москве год украинской культуры». Спецслужбы незамедлительно задержали предполагаемых виновников, спустившихся с высотки с парашютом, никуда не спешивших, и в первую очередь не спешивших признать вину. Завели уголовное дело: сначала — «за вандализм» (до 3 лет), потом — «за хулиганство» (уже до 7). Обвинение настаивало на помещении подозреваемых в СИЗО. Домашний арест для злоумышленников представлялся следователям мерой мягкой и недостаточной.

Вскоре после этого то там, то здесь в интернете стали появляться фотографии желтых и голубых полос на московских улицах, включая Красную площадь, с сообщениями о прорыве Украины на идеологическом фронте. Дело представляется так, будто злодейской украинской хунте и в самом деле принадлежит право монопольно распоряжаться сочетанием голубого и желтого цветов.

Что в итоге обнаруживает вся эта ситуация, внезапная и угловатая, как одна незадачливая киногероиня?

Во-первых, трогательное единение Варламова, совестливого интеллигента, фотоработника со следственно-полицейскими органами. Совестливые интеллигенты не первый раз выступают в роли «объективных информаторов», с чьих репортажей открываются уголовные дела и умножают мощь своего недремлющего ока органы надзора и наказания.

Во-вторых, сыгранность действий. Фотограф фотографирует, медиа тиражируют, президент недружественного, но братского государства потирает руки, следствие открывает делопроизводство и авторитетно требует закрыть подозреваемых.

Сказать, что происходящее напоминает фарс, значит слишком плохо отнестись к жанру фарса. Скорее мы имеем дело с механизмом, идеально отладившим свои действия. Вот только с точки зрения большинства резонов российского государства это действия по саморазрушению. Разумеется, в поступках, чреватых самоубийством, содержится немалая доля романтизма — больше даже политического, связанного с комплексом недосубъекта, чем литературного, связанного с искусством «разыгрывать драмы».

Однако не проще ли сделать так, чтобы в порядке симметричного ответа взвились орлами синие украинские ночи? Или как-то еще взвились при помощи не пушек, но муз, то есть современного, извините, искусства, которое, как и во времена Родченко с Маяковским и Степановой с Эль Лисицким, — лучший агитатор и пропагандист.

В-третьих, царский режим, освободив Засулич, продлил на годы свое существование и лишил революционерку статуса мученицы. В наши дни происходит нечто обратное. Действия следственно-полицейских институтов напоминают долговременный конкурс на роль мучеников против режима. При том что, будем откровенны, таковых не имеется, их создают искусственно, лабораторным путем, как Франкенштейн — своего гомункулуса.

Не получилось с Алёхиной и Толокно, получится с Удальцовым и другими узниками Болотной, не получилось с «болотниками» — получится с жёвто-блакитными парашютистами. И ведь обязательно получится: вода камень точит, а сердце не льдинка. Государственные заказы такого масштаба, как мы видели на примере Олимпиады, обычно исполняются. Если государство захотело, чтобы у него появились мученики, — они появятся. Хотя совсем необязательно в тех параметрах, которые утверждены специальным ГОСТом.

Вернемся, однако, к самому событию «покрась золотую звезду высотки до половины в голубой — получишь результат». Но какой? Цвета украинского флага. Однако с чего бы их опознавать где угодно? По мне, так само это опознание — дань украинизации. Причем украинизация здесь — не политический выбор и не идеологический.

Украинизация — это состояние души, которая наивно обманывает и еще более наивно полагается на то, что в обман поверят. Украинизация — это этника, принявшая себя за искренность. Это реванш села против города, недобрая воля хаты, которая с краю. Украина напоминает девушку, которую вывезли из села, а она возьми, да и привези село с собой. Еще, конечно, это вечный праздник. Праздник непослушания, праздник детства. Нескончаемый день рождения, где празднуется очередное несовершеннолетие. В конце концов, на то и нужно придумать ненавистную старшую сестру, Россию, которая хуже мачехи, чтобы самой не становиться старше.

Жёвто-блокитный флаг спекулирует на детском отношении к миру. Это не детям, а взрослым кажется, что в детском восприятии мир — мазня. Мол, в детских рисунках небо голубого цвета, солнце — желтого. Или не небо и солнце, а вода и пшеница. И всё такое вкусное, пастозное. В действительности желтое на голубом — сочетание, которое нравится всем, кто бьется за право на инфантильность. Чистые цвета, яркие краски, колористика наива. Отождествление подлинности то ли со стихиями, то ли с гуашью. Простейший самообман. Безыскусная хитрость. Феноменология вышиванки.

В этой борьбе за инфантильность присутствует не только ставка на реванш деревни в ее борьбе с городом и индустрией, но и противостояние принципу дееспособности в политике, который со времен Канта ассоциируется с умением брать ответственность и действовать как автор, от первого лица. Теперь политика всё больше воспринимается как игра, причем далеко не интеллектуальная, а значит — дело, интересное не для взрослых мужей (у них есть бизнес, хозяйство), а для юношей резвых, кудрявых, влюбленных типа Варламова. Это тоже украинизация, но не политическая или геополитическая, а культурная.

Она предполагает действия из набора «Юный деконструктор», скучную фронду с применением подручных средств и инструкций к ним. Но не это главное. Главное в том, что гражданская активность превращается в социальный эквивалент пубертата. Перефразируя неновую поговорку: тот, кто не был в юности политиком, не имеет сердца; тот, кто не перестал им быть в зрелом возрасте, не имеет ума. Проще говоря, воцаряется беспросветная монотонность. Бывшие радикалы по истечении возраста становятся скалозубами.

Поэтому случай с котельнической звездой — это история не только про фронду и прочее «национал-предательство». Это история про то, что происходит с политикой, в которой победил оппортунизм. Оппортунизм, как известно, не просто интернационален: он меняет человеческую природу, а может быть, и определяет ее суть. «Человек — животное оппортунистическое» — чем не лозунг новых времен?

Новый оппортунистический герой выигрывает в играх на понижение, приспосабливается приспосабливать, извлекает прибыли из поражений. Украинство — не более чем одно из названий общечеловеческого оппортунизма. И обидно оно прежде всего тем, кто в оппортунизме хотел бы оставаться законодателем и арбитром. 

Новая Россия, существующая с 1991 года, никогда не опознавала оппортунизм как угрозу. Теперь она сталкивается с тем, что Украина выступает ее оппортунистическим альтер эго. Украина — не Россия не потому, что это «другая страна», а потому, что это коллективное бессознательное России, воплотившее в себе, с одной стороны, страхи и искушения предательства, а с другой — его значение в качестве фактора для выживания.

Очевидно, что попытка стать оплотом мирового консерватизма является попыткой со стороны России противостоять новой волне оппортунизма, в одночасье превратившегося из абстрактной мировоззренческой угрозы в угрозу внешне- и геополитическую.

Однако отражение этой угрозы без пересборки собственной субъектности и прояснения отношений с Украиной не как с соперником, а как с двойником, чревато тем, что роли лидера мировых консервативных сил России не достанется. Вместо этого ей будет принадлежать роль, хорошо известная по XIX веку. Это роль «жандарма Европы». Но с одной поправкой. Она будет исполняться уже без санкций самой Европы на подобную «жандармерию».

Источник.